В начале семидесятых годов поэтесса Белла Ахмадулина приехала в Нальчик вместе со своим третьим мужем – сыном классика балкарской литературы. Брак продлился недолго – всего несколько лет, но именно Эльдар Кулиев стал отцом единственной родной дочери Ахмадулиной – Елизаветы.
В Нальчике они жили в квартире Кайсына Кулиева, но потом Белла решила перебраться в гостиницу. Эльдар познакомил её со своими приятелями, среди которых был Владимир Мокаев, впоследствии ставший главным хранителем Музея изобразительных искусств имени Андрея Ткаченко. В память об этом знакомстве у него до сих пор хранится икона преподобного Нила Столобенского – основателя пустыни на озере Селигер. Уникальность этого образа заключается в том, что он вырезан из дерева и покрыт темперными красками. На иконе изображён седобородый старец в монашеском облачении. Под мышками у него подпорки, напоминающие костыли. Согласно преданию этот православный святой отличался особым аскетизмом. Не желая спать лёжа, монах вбил в стену кельи крюки и отдыхал, опираясь на них.
Первым мужем Ахмадулиной стал Евгений Евтушенко. Они познакомились в московской квартире на вечеринке молодых литераторов и через год поженились. Поначалу брак казался идеальным. Молодые гуляли по улицам, взявшись за руки, и посвящали друг другу стихи. Евтушенко отвёз Ахмадулину в Абхазию, где она впервые увидела море. Спустя много лет он вспоминал об этой поездке как об одном из самых романтических эпизодов своей жизни. Всё изменилось после того, как Белла забеременела. Евтушенко испугался, что ребёнок лишит его свободы, и уговорил жену сделать аборт. Это стало началом конца. Поэты развелись, хотя и продолжали общаться. Позднее Евтушенко вспоминал: «У неё были раскосые глаза сиамской кошки, снисходительно позволяющей себя гладить, но не допускающей посторонних в свои мысли...».
Вторым мужем Ахмадулиной стал писатель Юрий Нагибин. В своём скандальном «Дневнике» он назовёт её именем ведьмы из свиты Воланда. В августе 1967 года Нагибин писал: «Рухнула Гелла, завершив наш восьмилетний союз криками: «Паршивая советская сволочь!» – это обо мне».
Следующая запись датирована осенью того же года: «…Она меня ненавидела, да и не только меня – всю семью, даже наших животных. Мы были препятствием на пути к пьянству и распаду, она не прощала нам этого. Она не врала, когда говорила, что презирает меня. Она в самом деле презирала меня за ею же придуманное помешательство моё на ней. А у меня не было помешательства. Была, да и есть ещё, любовь, но слепоты любовной нет и не было...».
Осенью 1968 года Нагибин напишет: «Сегодня ходил разводиться с Геллой. Она всё-таки очень литературный человек, до мозга костей литературный. Я чувствовал, как она готовит стихотворение из нашей встречи-расставания. Тут была совершенная подлинность поэтического переживания, но не было подлинности человеческой…».
Спустя несколько лет они встретились в ресторане ЦДЛ, и Нагибин записал в своём «Дневнике»: «Антокольский пригласил меня за стол, который «держал» Евтушенко… Ахмадулина решила отметить моё появление тостом дружбы.
– Господа! – воскликнула она, встав с бокалом в руке. – Я пью за Юру!
– Сядь, Беллочка. Я не люблю, когда ты стоишь, – прервал Евтушенко, испуганный, что Ахмадулина скажет обо мне что-то хорошее.
– Я должна стоять, когда говорю тост. Этой высокой вежливости научили меня вот они, – любовно-почтительный жест в сторону малолетнего супруга – сына Кайсына Кулиева. – Я пью за Юру…
…Она пригубила бокал. Я тоже выпил за себя с каким-то смутным чувством, моему примеру последовал один Эльдар Кулиев. И я впервые по-настоящему понял, что вся эта компания терпеть меня не может. За исключением разве Эльдара. Наше недавнее знакомство с ним началось с того, что я за него заступился – какой-то пьяный хулиган хотел выбросить его из ресторана, и двадцатилетний горский человек испытывал благодарность к своему заступнику».
Нагибин даёт Ахмадулиной и Евтушенко такие характеристики: «Гелла недобра, коварна, мстительна и совсем не сентиментальна, хотя великолепно умеет играть беззащитную растроганность. Актриса она блестящая, куда выше Женьки, хотя и он лицедей не из последних. Белла холодна, как лёд, она никого не любит, кроме – не себя даже, – а производимого ею впечатления. Они оба с Женей – на вынос, никакой серьёзной и сосредоточенной внутренней жизни. Я долго думал, что в Жене есть какая-то доброта при всей его самовлюблённости, позёрстве, ломании, тщеславии. Какой там! Он весь пропитан злобой. С какой низкой яростью говорил он о ничтожном, но добродушном Роберте Рождественском. Он и Вознесенского ненавидит, хотя до сих пор носится с ним, как с любимым дитятей; и мне ничего не простил. Всё было маской, отчасти игрой молодости…».
Евтушенко эти слова не забыл и после смерти Нагибина написал стихотворение, посвящённое Белле Ахмадулиной: «А лицо твоё делалось ликом, / И не слушал Нагибин слова, /Только смахиваемая тиком/ За слезою катилась слеза. / Он любил тебя, мрачно ревнуя, / И, пером самолюбье скребя, / Написал свою книгу больную, / Где налгал на тебя и себя…».
С Эльдаром Кулиевым они поженились в 1971 году, но прожили вместе недолго. Спустя три года Белла Ахмадулина вышла замуж в четвёртый раз – за театрального художника Бориса Мессерера.