Охота – это одновременно страсть, спорт и развлечение. Она бывает промысловой и любительской, но есть ещё один её вид, который можно назвать элитарным.
Такая охота во все времена была привилегией знати, и после Октябрьской революции ничего не изменилось. Для советских вождей создали специальные угодья, которые были разбросаны по всей стране – в Карпатских лесах, в Беловежской пуще, в Подмосковье и на Кавказе. На территории Кабардино-Балкарии тоже был такой заповедник. В Приэльбрусье охотились Жуков и Брежнев, Будённый и Микоян, Суслов, Хрущёв и лидеры «братских стран».
Легендарный охотовед Хусейн Залиханов знал этих людей лично и рассказывал о них много интересного. Георгия Жукова, например, он считал идеальным охотником. Маршал был азартен, но по-хорошему разборчив. Он, например, никогда не стрелял в кабана или медведицу с детёнышами. Юрия Андропова, Алексея Косыгина и Михаила Суслова Залиханов называл «сухарями», особенно тягостным было общение с последним. Даже завалив двух медведей, главный идеолог страны оставался непроницаемым и холодным.
– Самым непритязательным из первых лиц государства был Хрущёв, – вспоминал Хусейн Чоккаевич. – После охоты он собирал всю компанию за общим столом. Пил водку и обещал никогда больше не допускать издевательства человека над человеком.
По мнению современников, Никита Сергеевич был отличным стрелком. На правительственной даче в Огарёво находился тир, в котором Хрущёв тренировался вместе с охраной. Больше всего первый секретарь любил утиную охоту, но на кабана или оленя тоже ходил с удовольствием.
В своих мемуарах Хрущёв вспоминал довоенную поездку с Булганиным и Маленковым в подмосковное Завидово, где в то время охотился Ворошилов: «Прошу не понимать меня как некоего типичного охотника-хвастуна, но мне действительно удалось тогда убить на одну утку больше, чем Ворошилову. Почему я об этом говорю? Да потому, что везде у нас гремело: «ворошиловские стрелки». Ворошилов, дескать, стрелял из винтовки и охотничьего оружия лучше всех. Стрелок он был хороший, но только кампания эта в печати носила очень уж подхалимский характер».
Хрущёв превратил охоту не просто в регулярное времяпрепровождение для членов Политбюро и генералов, но и в способ развлечения высоких иностранных гостей. В СССР приезжали охотиться братья Кастро, маршал Тито и руководители других дружественных государств.
Среди руководителей нашей страны охота была популярна. Тон задавал сам Хрущёв: устраивал застолья с членами президиума ЦК, принимал на свежем воздухе иностранные делегации, фотографировался на фоне охотничьих трофеев и попутно решал политические вопросы. Он был человеком гордым и самолюбивым. Нередко добыча спутников превышала его результаты, но объявлять об этом не торопились. Подгорный, например, скромно опускал глаза и говорил: «Мазал, Никита Сергеевич, мазал... Такой уж я охотник».
Единственным человеком, который рискнул спорить с Хрущёвым, был член президиума ЦК КПСС Алексей Кириченко. Эту историю позднее рассказывал сын первого секретаря Сергей Никитич. «В тот загон на отца выскочил кабан. Он бежал, подставляя отцу левый бок. Отец прицелился и выстрелил жаканом – заряжаемой в гладкоствольное ружьё свинцовой пулей. Кабан на мгновение присел, но не упал, а, шатаясь, продолжал бежать. И тут по нему выпалил Кириченко. Кабан свалился замертво. «Мой!» – раздался возглас Кириченко. «Позвольте, – возразил отец, – я стрелял первым и точно попал». «Но упал-то он после моего выстрела. Вы, скорее всего, промазали». «Как это промазал? – возмутился отец. – Давайте назначим экспертизу». Отец гордился своей меткостью, и обидное слово «промазал» задело его за живое. «Судьёй» выбрали маршала Гречко. Отец шутливо запротестовал – сын Кириченко женат на дочери Гречко. Но маршал поклялся судить беспристрастно... Гречко с заговорщицким видом вытащил из кармана кусочек свинца и торжественно провозгласил: «Он принадлежит Олексе!», то есть Кириченко. «Что я говорил? – заулыбался Кириченко и добавил: – Я же говорил – вы промазали». Отец насупился и уставился в тарелку. Гречко выдержал паузу: «Но убил кабана другой жакан... Смерть наступила от выстрела Никиты Сергеевича, и он согласно обычаю награждается еловой веточкой». Отец стрелял сбоку, а Кириченко – почти в лоб, его жакан прошёл между лопаток и, не задев сердца, застрял в теле. Боковой выстрел поразил кабана в ухо и вышел в глаз. За столом к лысой голове отца веточку пристроить не удалось, Гречко положил её сбоку от его тарелки. Теперь уже победно улыбался отец, а Кириченко обиженно засопел. «Пошли вы все к дьяволу, подхалимы проклятые!» – вдруг закричал он, выскочил из-за стола и ринулся к двери. «Прекрати орать! – крикнул тогда Хрущёв. – Спасибо, ребята, что грамотно разобрались. Подойдите, выпейте по рюмке, и я с вами. А с вами, товарищ Кириченко, я бы в разведку не пошёл!».
Вскоре Кириченко лишился своего партийного поста. Говорили, что на его отставку повлиял случай на охоте.
По странной иронии судьбы охотничьи угодья, которые так любил Хрущёв, стали местом, где против него созрел заговор. За несколько дней до отставки Никиты Сергеевича председатель Совмина РСФСР Геннадий Воронов получил от Брежнева приглашение поохотиться в Завидово. Позднее он вспоминал: «После охоты застолье было против обыкновения кратким. Когда засобирались домой, Андропов предложил мне ехать в Москву в одной машине с Брежневым. Едва вырулили на трассу, Андропов поднял стекло, отделявшее заднее сиденье от шофёра с охранником, и сообщил о готовящемся свержении Хрущёва. Брежнев вставлял в разговор только реплики. Нацепив на нос очки, всю дорогу он шелестел листами со списком членов ЦК: против одних фамилий ставил плюсы, против других – минусы, подсчитывал, перечёркивал значки, минусы менял на плюсы и бормотал: «Будет баланс, будет беспроигрышный». Андропов добавил: «Если Хрущёв заартачится, мы покажем ему документы об арестах в 1935-1937 годах, где есть его подписи».
Кстати, одна из нитей антихрущёвского заговора плелась в горах Кабардино-Балкарии.
– Незадолго до отставки Никиты Сергеевича приехали к нам на охоту член политбюро Кириленко со свитой и первый секретарь ЦК компартии Грузии Мжаванадзе. Они были чем-то сильно напуганы и страшно взволнованы. Выезжали на встречу с Сусловым в Кисловодск. За столом ругали Хрущёва за разделение обкомов на промышленные и
сельские, за другие эксперименты, – рассказывал много лет спустя Хусейн Залиханов.
