Михаил Лермонтов - один из самых знаменитых наших гостей. Великий поэт, с детства очарованный Кавказом, любивший его, «как сладкую песню Отчизны», бывал здесь не раз. Что касается его убийцы, он тоже имел отношение к нашим краям. Николай Соломонович Мартынов участвовал в военных экспедициях, отдыхал на водах и ухаживал за симпатичными барышнями…
По свидетельству современников, они с Лермонтовым дружили. Причём задолго до того, как приехали на Кавказ. Познакомились молодые люди ещё в юнкерской школе. Однокашники вспоминали такой случай. Однажды на занятиях по верховой езде Лермонтов упал с лошади и сломал ногу. В тот же день начальник караула обнаружил, что Мартынов самовольно покинул пост. Его нашли в лазарете у постели больного друга. Очень трогательная история. Жаль, закончилась она трагически.
Мартынов тоже писал стихи, но с поэзией Лермонтова они, конечно, сравнения не выдерживали: «Джигиты смело разъезжают,/ Гарцуют бойко впереди;/ Напрасно наши в них стреляют…/ Они лишь бранью отвечают,/ У них кольчуга на груди». Это вам, конечно, не «Сон» и не «Валерик».
А может, дело не только в поэтическом даре, но и в самом отношении к войне? Лермонтов воспринимал происходящее на Кавказе как трагедию и мучился вопросом «зачем?». Мартынову такие сомнения были неведомы.
Черкесская тема в то время была особенно популярной. Сохранилось начало повести Мартынова «Гуаша». В ней автор рассказывает о том, как русский офицер влюбился в «молодую черкешенку необыкновенной красоты». По сути, это графомания, да ещё с эротическим подтекстом.
Кстати, отсутствие у Мартынова литературных способностей некоторые исследователи называют косвенной причиной дуэли. Завидовал, дескать, Лермонтову «соломонов сын». Однако, как утверждают его близкие знакомые, к писательству Мартынов никогда всерьёз не относился. Считать этого человека неудачником тоже нет никаких оснований. Его карьера сложилась гораздо успешнее, чем у Лермонтова. В 25 лет майор в отставке – по тем временам это считалось удачей.
Как известно, поводом для дуэли послужила ссора в доме генеральши Верзилиной, где любило собираться пятигорское общество. Лермонтов подшучивал над Мартыновым. Внезапно музыка смолкла, и фраза «горец с большим кинжалом» прозвучала так, что её услышали все.
Николай Соломонович любил щеголять в папахе и в черкеске, а на поясе у него висел длинный чеченский кинжал. Лермонтову это казалось комичным. При каждом удобном и неудобном случае он задевал приятеля и писал на него злые эпиграммы, случалось и нецензурного содержания.
На следствии после дуэли Мартынов говорил: «С самого приезда своего в Пятигорск Лермонтов не пропускал ни одного случая, где бы мог он сказать мне что-нибудь неприятное. Остроты, колкости, насмешки на мой счёт... Он вывел меня из терпения, привязываясь к каждому моему слову, на каждом шагу показывая явное желание мне досадить. Я решился положить этому конец».
Эпизод в доме Верзилиных стал последней каплей, переполнившей терпение отставного майора. Вот что писал об этом секундант поэта князь Александр Васильчиков: «Выходя из дому на улицу, Мартынов подошёл к Лермонтову и сказал ему очень тихим и ровным голосом по-французски: «Вы знаете, Лермонтов, что я очень часто терпел ваши шутки, но не люблю, чтобы их повторяли при дамах». На что Лермонтов таким же спокойным тоном отвечал: «А если не любите, то потребуйте у меня удовлетворения. Больше ничего в тот вечер и в последующие дни, до дуэли, между ними не было… Мы считали эту ссору столь ничтожною и мелочною, что до последней минуты уверены были, что она кончится примирением».
Глебов, Васильчиков и Столыпин пытались помирить противников, но все их усилия были тщетны. Формально вызов последовал от Мартынова, но все понимали, что его спровоцировали слова Лермонтова. Далее Васильчиков пишет: «Трёхдневная отсрочка не послужила ни к чему, и 15 июля часов в шесть-семь вечера мы поехали на роковую встречу. Но и тут в последнюю минуту мы и, я думаю, сам Лермонтов были убеждены, что дуэль кончится пустыми выстрелами и что, обменявшись для соблюдения чести двумя пулями, противники подадут друг другу руки и поедут ужинать. Когда мы выехали на гору Машук и выбрали место по тропинке, ведущей в колонию, тёмная, громовая туча поднималась из-за соседней горы Бештау. Мы отмерили с Глебовым тридцать шагов; последний барьер поставили на десяти и, разведя противников на крайние дистанции, положили им сходиться каждому на десять шагов по команде «марш». Зарядили пистолеты. Глебов подал один Мартынову, я другой Лермонтову и скомандовали: «Сходись!». Лермонтов остался неподвижен и, взведя курок, поднял пистолет дулом вверх, заслоняясь рукой и локтем по всем правилам опытного дуэлиста. В эту минуту и в последний раз я взглянул на него и никогда не забуду того спокойного, почти весёлого выражения, которое играло на лице поэта перед дулом пистолета, уже направленного на него. Мартынов быстрыми шагами подошёл к барьеру и выстрелил. Лермонтов упал, как будто его скосило на месте, не сделав движения ни взад, ни вперёд, не успев даже захватить больное место, как это обыкновенно делают люди раненые или ушибленные. Мы подбежали. В правом боку дымилась рана, в левом – сочилась кровь, пуля пробила сердце и лёгкие».
Казалось бы, дело ясное, и всё-таки злополучная дуэль породила немало слухов и домыслов. Поговаривали, что поединок был инсценирован приятелями. Лермонтов просился в отставку – царь её не давал. Вот Мартынов и решил помочь другу. Стрелком он был отменным и собирался всего лишь ранить поэта. Однако гроза, раскаты грома, рука дрогнула, и всё такое…
Есть и другая, не менее фантастическая гипотеза. В кустах сидел снайпер, который одновременно с Мартыновым нажал на курок. Для чего понадобился этот таинственный дублёр – никто внятно объяснить так и не смог.
В тридцатые годы прошлого века крайним попытались сделать государя-императора. По утверждению советских учёных, именно он приказал убить поэта. Николай I Лермонтова действительно не жаловал. «Собаке – собачья смерть», – говорят, именно так он прокомментировал дуэль у подножия Машука.
Военный суд требовал, чтобы убийцу Лермонтова лишили чинов, наград и состояния. Однако царь вынес беспрецедентно мягкое решение: «Майора Мартынова посадить в Киевскую крепость на гауптвахту на три месяца и предать церковному покаянию».
Один из друзей художника Петра Кончаловского вспоминал такой случай. Совсем молодым человеком он вместе с друзьями оказался заграницей. В Париже встретил пожилого Мартынова. Компания набросилась на него с упрёками, дескать, как вы могли поднять руку на гениального русского поэта.
– Вы не представляете, какой это был человек, – грустно ответил старик. – Он любил развлекаться тем, что портил другим настроение. Если бы я не застрелил его тогда, рано или поздно это всё равно случилось бы.
Кто-то здесь явно лукавит. Или знакомый художника, или сам Мартынов. По многочисленным свидетельствам современников, убийца крайне сожалел о содеянном. Каждый год в день дуэли -15 июля - он запирался в своём кабинете и напивался до полного бесчувствия.
