Старые снимки хранят память о людях, проживших богатую на события жизнь, о сложной, трагической судьбе, в которой были радости и трудности, необъятная любовь к Родине, за которую отдано всё. Пересматривать их можно бесконечно долго, вспоминая мгновения прошлого. На одном из снимков – Александр Алексеевич Шкунов с женой, сыном и сестрой в нальчикском парке 21 июня 1941 года – в последний мирный день, за несколько часов до начала страшной, долгой войны.
Сын фронтовика Владимир Александрович Шкунов много лет живёт в Москве и недавно впервые за очень долгие годы посетил Нальчик – город, в котором довелось жить во время фашистской оккупации. В этом году исполнилось восемьдесят лет со дня освобождения Нальчика от захватчиков. Владимир Шкунов поделился детскими воспоминаниями о том времени с читателями «Кабардино-Балкарской правды»:
«Вероятно, каждый человек сталкивается с феноменом: чем старше возраст, тем ближе кажутся события, которые в детские годы казались чем-то очень давним, всеми забытым. Возможно, это связано с особенностями человеческого мозга, который оценивает прошедшее время, сравнивая его с прожитым. Мне 83 года, из которых трудные военные годы с 1941 по 1944-й я жил в Нальчике. Воспоминания того времени с одновременным просмотром разрозненных фотографий из Википедии позволяют достаточно чётко представить картины жизни тех лет. Тогда Кабардинская была главной улицей Нальчика. Улицы Ленина не было вообще, а на её месте располагалась Степная. На Степной, 70, в глинобитном доме не более тридцати квадратных метров, включая кухню и сени, жили дед с бабушкой, их дочь и младший сын – семья переехала в Нальчик, спасаясь от голода в Поволжье. Дед работал на прокладке дороги в ущелье, хорошим подспорьем была сдача двора кабардинцам, приводящим скот на рынок. Моя семья жила в Махачкале, отец учился на курсах усовершенствования командного состава. Надо отметить, что после ложного доноса на них с братом за якобы сокрытие связей с дедом, который был обвинён в кулачестве, отец не планировал продолжать военную карьеру. Поэтому поступил в пединститут, где познакомился с моей мамой. Он хотел быть учителем, но в 1938 году понадобились военные, отца и его брата Михаила, окончивших Владикавказское стрелковое училище, ждали в армии и в партии. После участия в советско-финляндской войне отца снова забрали в Махачкалу, он продолжил обучаться на курсах.
В воскресенье, 21 июня 1941 года, мы всей семьёй приехали в гости к бабушке в Нальчик. Город жил в тревожном ожидании. Мы гуляли, фотографировались в парке. А через несколько часов было объявлено о том, что началась война. Отец отправился в Махачкалу и получил направление в Военную академию им. Фрунзе, которая на тот момент находилась в Ташкенте. В Нальчике собрались жёны и дети братьев Шкуновых.
Город готовился к приходу немцев, о чём свидетельствовали регулярные сводки, звучавшие из «тарелки» (громкоговорителя), висевшей над нашей кроватью. Сводки предварялись военным маршем. Нальчик был «усыпан» противотанковыми ежами, были поставлены ДОТы. Горожанам предлагалось во дворах строить землянки, накрывая их ветками и перинами, которые по слухам спасали от пуль. Женщин постоянно забирали на строительство траншей, которые должны были перегородить путь танкам. Однажды в воскресенье мы сели обедать, но, услышав гул немецких самолётов (гудели они очень необычно), побежали прятаться в «щели» – так называли землянки во дворе. Фашистские самолёты сбросили где-то за городом пару бомб и улетели.
Немцы вошли в Нальчик незаметно ночью. Как-то утром я вышел на улицу и увидел, что она вся заполнена немецкими машинами, в которых кричат и суетятся военные. Родственники тут же отвели меня во двор, предупреждая, что теперь гулять на улице нельзя. Взрослые рассказывали о том, что по городу были развешаны объявления с призывом сообщать о коммунистах, евреях, родственниках офицеров. Последнее непосредственно касалось и нашей семьи. Но никто нас не выдал.
Скоро наступил Новый год. Женщины где-то достали ёлку, мы стали вырезать из бумаги игрушки. Где-то за пару дней до Нового года к нам пришли два немецких офицера, они хорошо говорили по-русски и попросили у нас пластинки. У нас были Утёсов, Шульженко, цыганские романсы, советские патриотические песни – все эти пластинки дали немцам. Интересно, что они их вернули.
После разгрома фашистов под Москвой Александр, мой отец, и его брат Михаил командовали полками на Воронежском фронте. Мама постоянно писала отцу, но ответы были редкими, а потом и вовсе прекратились.
В марте 1943 года было холодно, чётко был виден Эльбрус. Я сижу, прижавшись спиной к забору. Во дворе плач женщин и крики, бабушка потеряла сознание. Соседка, проходя мимо, спрашивает меня: «Ты чего такой надутый?». Кто-то из детей отвечает: «У него папу убили». Только что принесли похоронку… Александр Алексеевич Шкунов погиб 13 января 1943 года. А из Нальчика мы уехали в 1944 году».

***

Командир 504-го полка 107-й стрелковой дивизии Александр Алексеевич Шкунов руководил операцией по освобождению с. Девица Воронежской области, где был смертельно ранен. За образцовое выполнение боевой задачи и проявленные доблесть и мужество в боях на Сторожевском плацдарме награждён орденом боевого Красного Знамени. Его именем названа улица в селе Девица, а в сельском школьном музее хранятся документы о его ратных подвигах. Михаил Алексеевич Шкунов командовал 136-м гвардейским стрелковым полком 42-й гвардейской стрелковой Прилукской Краснознамённой дивизии 40-й армии Воронежского фронта. За отвагу, мужество и умелое руководство полком при форсировании Днепра, захвате и удержании плацдарма на западном берегу реки ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Также награждён орденами Ленина и Красного Знамени, медалью «За оборону Москвы».