Чем старше становишься, тем меньше хочется следовать трендам, которые всё больше воспринимаются, как обычное поветрие. В этой связи мне показалось небезынтересным порассуждать на такую тему, как уменьшительные имена, благодаря чему в один прекрасный день нам, возможно, придётся обращаться к собеседнику... ну, скажем: «Оля Серёжевна».
Прежде всего оговорюсь: имя – дело сугубо личное, и диктовать кому-то, как называть кого-то или как самому называться, я не собираюсь. Особенно в наше время всеобщих прав, иногда оборачивающихся примитивным индивидуализмом. Но право на «то, что слева, и то, что справа», работает в обе стороны, а потому я тоже нахожусь в своём праве на данную тему высказаться, даже если кажется, что я просто хочу брюзжать или, как теперь выражаются, «душнить». Кстати, душнить я, может, и не хотел бы, если бы современные индивидуалисты не обвиняли меня в этом даже тогда, когда я прав на все сто процентов.
Вообще-то о современных именах я уже высказывался в том смысле, что наш народ, старательно «возвращаясь к корням» и громогласно проповедуя воспитание детей в духе «старых добрых времён», единственное, чего на этом поприще достиг, – это того, что Саши, Андрюши, Серёжи, Кати и Тани сменились Ермолаями, Тихонами, Лукерьями и прочими Евдокиями. Уровень же воспитания так и не повысился. Но это оказалось ещё не всё: поклонники противоположной (не патриотичной) точки зрения тоже решили, что у нас называют неправильно: ведь проклятый СССР всех стриг под одну гребёнку, и индивидуальность не поощрялась. Поэтому, чтобы окончательно изжить пережитки «империи зла», мы срочно должны из Александров, Георгиев и Юриев перекреститься в Саш, Жор (а то и Егоров) и Гош. Пока этим грешат больше личности медийные, но сами знаете, как это бывает в таких случаях. Лично я, слыша, как актёра называют каким-нибудь Гошей, представляю себе мальчика в коротких штанишках.
Темой я, как водится, заинтересовался досконально и выяснил, что наши не желающие быть ни на кого похожими (особенно на глупых «совков») индивидуалисты всего лишь скопировали невесть откуда взявшуюся в мире англосаксов тенденцию говорить «Майк» вместо «Майкл» или «Стив» вместо «Стивен», причём на государственном уровне (вспомните премьер-министра Тони Блэра). Спросите меня: я отвечу – да на здоровье! Но надо ведь пропорции соблюдать, господа? Напомню: Тони – это уменьшительное от Энтони, то есть Антона. Я как-то слабо себе представляю, чтобы у нас, представляя министра, кто-то произнёс что-то вроде: «Министр сельского хозяйства Антоша Сидоров, выступая перед аграриями, призвал развить успех, достигнутый в отрасли за отчётный период».
Причём копирование, выдаваемое за собственную широту мысли и нежелание следовать диктату (пусть даже воображаемому) – это ещё полбеды. Проблема ещё и в том, что пресловутая «свобода», которая в этом видится, родилась на Западе так давно, что наши её искатели выглядят просто ретроградами. Ещё в диалогах ведущих самых старых спортивных репортажей в Америке можно было услышать что-то вроде: «Эй, Майк, привет, а что ты думаешь по поводу правого суинга бойца в синем углу? Он обещал подтянуть его после боя с Джимми Джеффрисом!». Так что никаких современных веяний наши любители выделиться не олицетворяют!
«Любители выделиться» – это я не просто так сказал. Современные психологи тут тоже постарались, углядев в моде на уменьшительные имена не просто похвальное стремление вырваться за рамки, но поощрив в современных родителях нарциссизм, проецируя его на ребёнка: «Он ведь у нас такой особенный!». А некоторые пошли ещё дальше и заявили, что «редкое имя всегда притягательно для коммуникации: оно подчёркивает уникальность его владельца и оказывает влияние на взаимоотношения с окружающими людьми. Необычное имя можно использовать себе в плюс при личном и деловом общении: при знакомстве, презентации, собеседовании и пр. Вот только имя должно сочетаться с отчеством и фамилией».
Ну, вы поняли, да? Главное – чтобы костюмчик сидел. А личные качества человека, от которых в конечном итоге зависят взаимоотношения и тем более деловое общение – да зачем они? Психологи же сказали! Ну, тогда давайте на достигнутом не останавливаться: пусть Александр у нас будет зваться не Сашей, а Шуриком! А что? Свобода – так свобода!
Я что хочу сказать? Свобода – оно, конечно, хорошо, да только погоня за ней не должна превращаться в свободу от здравого смысла, на худой конец – от правил твоего родного языка, которые тоже не с потолка взялись и уж точно не заслуживают того, чтобы быть оплёванными в угоду нашему стремлению быть похожими на дядю из-за океана.
И вообще: что в имени тебе моём? Поэтому когда решите указать окружающим, что ваш ребёнок – не такой, как все, вспомните, что всё может обернуться, как в гоголевской «Шинели», откуда, как известно, все мы вышли: «Родильнице предоставили на выбор любое из трёх, какое она хочет выбрать: Моккия, Соссия, или назвать ребёнка во имя мученика Хоздазата. «Нет, – подумала покойница, – имена-то всё такие». Чтобы угодить ей, развернули календарь в другом месте; вышли опять три имени: Трифилий, Дула и Варахасий»…