В рамках объявленного Президентом России Года защитника Отечества «КБП» продолжает знакомить читателей с результатами научных исследований учёных Кабардино-Балкарии, посвящённых Великой Отечественной войне. Сегодня речь пойдёт о периоде оккупации нашей республики. Рассказывает доцент кафедры всеобщей истории КБГУ Азамат Татаров – один из немногих молодых учёных КБР, чья научная деятельность посвящена Великой Отечественной войне.
– Прежде всего уточним, что период оккупации Кабардино-Балкарии был меньше, чем Северного Кавказа в целом. Наша республика попала в зону оккупации 12 августа (по другим данным – 13 августа) 1942 года. Освобождение состоялось, как мы знаем, 11 января 1943 года. А нацистские флаги с Эльбруса были сняты в феврале. Получается, что окончательное во всех смыслах этого слова освобождение нашей республики произошло примерно в середине февраля 1943 года.
– О какой конкретно территории нашей республики идёт речь?
– В этом плане оккупация была не одномоментной, а поэтапной. Немецко-румынские войска быстро вторглись на территорию республики, дойдя до реки Баксан, где началось замедление этого процесса и стабилизация линии фронта. То есть Нальчик, горные районы республики, населённый пункт Докшукино (ныне Нарткала), часть Терского, Лескенского районов были свободными от оккупации до конца октября-начала ноября 1942 года. Таким образом, картина следующая: первый активный этап боевых действий – август-сентябрь, затем – замедление линии фронта в течение более чем месяца, затем – повторная попытка немецко-фашистских войск прорваться к Орджоникидзе, с которой и связано решение ударить на этот раз по Нальчику, оставшимся районам и продвинуться в сторону Северной Осетии.
– Кто был среди оккупантов? В прошлой нашей статье мы упоминали «Эдельвейс», «Горечавку» и «Викинг».
– В состав оккупационных сил входили части 1-й танковой армии, которую сначала возглавлял Эвальд фон Клейст, затем, когда Клейст становится командующим всей северокавказской группировкой «А», его место занимает Эберхард фон Макензен. Была ещё также упоминавшаяся нами в прошлой статье румынская 2-я горно-стрелковая дивизия Иона Думитраче, входившая, в свою очередь, в состав 3-й румынской армии, которая действовала на Кавказе. Понятно, что горно-стрелковые части были задействованы в близости к горным перевалам. Мы знаем, что на территории Приэльбрусья действовали 1-я и 4-я горно-стрелковые дивизии «Эдельвейс» и «Горечавка», про которые мы также уже говорили. Есть свидетельство, что в восточной части республики и частично на территории Северной Осетии действовала дивизия СС «Викинг». В её состав входили фламандцы, валлоны и другие. Это был конгломерат представителей германских сателлитов. Была также словацкая «Быстрая дивизия». Она была не столь многочисленна, как 15-тысячная 2-я горно-стрелковая дивизия, и насчитывала около 5-6 тысяч человек.
Оккупационный режим, по логике нацисткой Германии, должен был строиться по следующей схеме: сначала военная оккупация с военной администрацией, местными и полевыми комендатурами, карательно-силовой системой из айнзацкоманд и групп СД, полевой жандармерией, гестапо и прочими атрибутами репрессивного аппарата. И, конечно же, собственно войсками. Последние должны были быть расквартированы. А Нальчик в то время был совсем небольшим городом: его население, по данным переписи 1939 года, составляло всего
48 тысяч человек, к тому же многие ушли на фронт и эвакуировались. По данным немецко-фашистской прессы, писавшей о взятии Нальчика, эта цифра составляла 30 тысяч. И теперь, если даже приблизительно представить, сколько войск было в Нальчике после его взятия 25-28 октября 1942 года, то численность расквартированных практически приравнивается к численности населения. А это означало давление и нагрузку на граждан, увеличение опасности грабежей – так называемые реквизиции, когда солдаты и офицеры организовывали рейды для изъятия необходимой им продукции.
Затем оккупационный режим, как и во многих других местах, делал ставку на «завоевание симпатий населения». Понятно, чтобы немцы не говорили, ни о каком завоевании симпатий речь не шла.   Оккупанты заявили об отмене колхозов, однако сделать это они не могли, поскольку колхозы были им нужны для сохранения животноводческих фондов, продолжения сборов урожая, а в случае отмены колхозов – они получили бы полный продовольственный хаос.
Северный Кавказ в военное время, как, впрочем, в довоенное и послевоенное, был наряду с Украиной житницей. Можно, к примеру, собрать данные по одному лишь разграбленному зерну на территории оккупированной части Северного Кавказа. В эту статистику, помимо самых хлебных – Дона, Ставрополья и Кубани, входят также Карачаево-Черкесия, Адыгея, Кабардино-Балкария, часть Северной Осетии и Чечено-Ингушетии. Так вот: суммарное количество этого составляет примерно 20% всего, что немцы забрали с Востока, то есть – пятую часть. Таким образом, мы видим важность для немцев вопроса продовольственных ресурсов. И это сразу же, с первых дней оккупации, стало противоречить теории «завоевания симпатий населения»: как можно завоевать симпатии того, кого собираешься грабить?
Ещё один нюанс – румыны. Это была вторая по численности оккупационная сила после немцев. Насчёт румын есть и множество обиходных историй, но, поскольку мы опираемся на исторические факты, то попытаемся оценить их поведение через призму соответствующих источников. Так вот: в материалах ЧК, составленных после освобождения Кабардино-Балкарии, упоминаются эпизоды с их участием. Примечательны в этом плане события, произошедшие в селений Кызбурун-1 (ныне – Атажукино). В начале сентября, в ходе упорных боёв за высоту 910, его оккупировали румыны и в какой-то степени немцы. В селе были убиты более пятидесяти человек гражданского населения и ещё более 10 семей оккупанты угнали с собой после отступления, когда село было освобождено силами 37-й армии. Это были поистине ужасные события, им было посвящено соответствующее «Вечернее сообщение Советского информационного бюро»
№ 211, которым Совинформбюро 19 сентября 1942 года оповестило всю страну об убийствах мирных жителей Кызбуруна-1.
Так вот, после освобождения туда приехали делегации старейшин из Северной Осетии и Чечено-Ингушетии, которые на основе увиденного там и впечатления от этого, составили настоящее воззвание к населению, опираясь именно на данный случай зверств и показывая на их примере, что может ожидать население в случае захвата Северного Кавказа.
Ещё один важный момент – отношение самих немцев к румынам. Немцы, безусловно, были приверженцами жестокости, но жестокости системной, подчинённой планам и стратегиям. Именно поэтому войска группы армий «А» получили в начале битвы за Кавказ инструкции, где прописывались правила отношения с населением. Насколько они соблюдались – вопрос отдельный, но понятно, что грабительские действия никак соблюдению подобных замыслов не способствовали. Так вот, на румын эти инструкции не распространялись. Только в ноябре 1942 года были предприняты запоздалые попытки донести до румынского Генштаба соображения по поводу того, что в Калмыкии и на оккупированной территории Северного Кавказа солдатам необходимо проявлять осторожность в поведении, поскольку это может вызвать всплеск движения сопротивления. Сопротивление на Северном Кавказе поначалу было на стадии выстраивания, затем партизаны стали совершать всё более дерзкие и удачные действия. А жестокость с одной стороны и движение сопротивления  с другой – привели к тому, что оккупанты стали чувствовать нарастание недовольства на всей территории Северного Кавказа.
Упомянутый нами ещё в прошлой статье немецкий военачальник Манштейн, оставивший мемуары, писал, что в румынах были сильны сословные пережитки, и офицеры часто усиливали свой паёк за счёт солдатского. А это означало, что солдат как бы подталкивали к ещё большим бесчинствам и грабежу.