В интернете то и дело мелькают списки книг, которые «должен прочесть каждый цивилизованный человек». Я отношусь к таким вещам негативно. Во-первых, не люблю, когда мне что-то навязывают. Во вторых, о вкусах не спорят. Зачем читать то, что тебе не интересно? Для галочки? Из снобизма? Ради сомнительного удовольствия приобщиться к «интеллектуальной элите»?
Идти на поводу у чужого мнения – занятие глупое и неблагодарное. Если вам не по душе Кафка, Спиноза или Руссо – отложите их в сторону и не тратьте попусту время.
В юности у меня был друг со странной привычкой. Он читал всё, что попадалось ему под руку. О каких-то литературных предпочтениях речи не было. Раскрыв книгу, мой приятель прочитывал её от корки до корки, даже если она ему категорически не нравилась. Меня такой подход всегда удивлял. Ведь чтение – не самоцель, и литература должна приносить удовольствие, а не разочарование.
Когда-то хорошие книги считались дефицитом. Они продавались по записи и из-под полы, обменивались на другие издания или на макулатуру. Сдал двадцать килограммов старых газет – получил томик Дюма или Сабатини. С более серьёзной литературой дела обстояли сложнее, не говоря уже о самиздате. В провинции его в глаза не видали, хотя, возможно, это и к лучшему. Не зная про ужасы «архипелага ГУЛАГ» и не прочитав дневники Бунина, мы жили безмятежно и легко, не задумываясь о человеческом «окаянстве».
Собрать хорошую библиотеку в те времена было непросто. Это требовало терпения, денег и полезных знакомств. Иметь в квартире книги считалось модным. Наряду с чешским хрусталём, румынской стенкой и немецкими коврами они символизировали благополучие и достаток. В некоторых случаях это приводило к перекосам сознания и курьёзам. В импортную мебель плотно утрамбовывали тома с золотыми корешками, у которых даже не были разрезаны страницы.
Подборка книг очень много может рассказать о своём владельце, но, разумеется, только в том случае, если он их действительно читает. Читали, конечно, многие, но не все. Кто-то просто украшал своё жилище многотомными изданиями Чехова, Достоевского, Толстого или писателей «помельче».
Литературная вторичность – понятие субъективное и относительное. Популярность и талант – вещи не равноценные. Для меня, например, Николай Лесков – один из самых ярких русских писателей, но советские литературоведы и составители школьных программ думали иначе. Возможно, их смущал религиозный мотив его творчества или недостаточная резкость в оценках «проклятого самодержавия», но факт остаётся фактом: Лесков всегда оставался во второй шеренге, за спинами Достоевского, Гоголя и Толстого.
В СССР любая книга рассматривалась с точки зрения «самого прогрессивного учения в мире». Предисловия по большей части состояли из ленинских цитат и «начертаний» очередного партийного съезда. Конечно, в этом виновата не только советская власть. Главная ответственность лежит на авторах всей этой идеологической болтовни. Узость взглядов, помноженная на желание выслужиться, – основа всех глупостей и недоразумений. Взять хотя бы роман Салтыкова-Щедрина «Господа Головлёвы». В Советском Союзе он считался едва ли не сатирическим фельетоном. И только перечитывая его сейчас, понимаешь, насколько всё это глубоко и по-настоящему трагично. А какой язык! Какие удивительные образы! Иудушка Головлев – один из самых колоритных мерзавцев русской литературы, но даже ему автор оставляет возможность покаяния. По мне, это и есть настоящий писательский гуманизм.
В советской школе произведения, созданные отечественными классиками, рассматривались под определённым углом. Помню, на экзамене по литературе мне достался вопрос: положительный образ в поэме Гоголя «Мёртвые души». Немного опешив, я заявил, что ничего подобного в этой книжке нет.
– Ну как же нет? – усмехнулась учительница, поправляя «халу» на голове, – а птица-тройка?
Сейчас, спустя много лет, я бы нашёл что ответить. Куда занесло этот «положительный образ» в 1917 году, все мы прекрасно знаем.
С началом перестройки в страну хлынула запрещённая литература. Издательства наперебой печатали Замятина, Солженицына, Набокова, Оруэлла и Бердяева – всех тех, кого в СССР считали врагами и очернителями. Такая свобода имела свою изнанку. Наряду с хорошей прозой и серьёзными философскими трактатами на прилавках появилась масса книжек самого низкого пошиба. Особенно оказались востребованными магия и оккультизм. Лазарев со своей «Диагностикой кармы», «Заговоры сибирских бабушек-шептуний», откровения экстрасенсов и колдунов заполонили отечественный книжный рынок, отодвинув на второй план изысканного Бунина, мрачного Шаламова и православного Шмелёва.
Литературные вкусы, как и любые другие, – дело тонкое и сугубо личное. Одним нравятся Юз Алешковский и Сергей Довлатов. Другие предпочитают Валентина Распутина и Виктора Лихоносова. Факторов, формирующих те или иные предпочтения, великое множество. Созвучие мыслей, взглядов, идей. Склад характера, темперамент, интеллект, образование, воспитание…Человек, любящий жанр анекдота, с удовольствием читает Эфраима Севелу. Либерал скорее отдаст предпочтение Виктору Ерофееву, чем Захару Прилепину. Эстет будет смаковать Набокова, восхищаясь его метафорами, аллюзиями, аллегориями и прочими филологическими изысками.
Разумеется, не последнюю роль в этом деле играет возраст. Я уважаю советскую систему образования, но имею к ней личные претензии. В школе мне на много лет отбили охоту к русской классике. Увидев страницы на французском в романе Льва Толстого и прочитав несколько отрывков из «Преступления и наказания», я пришёл в ужас и вернулся к этим авторам только спустя много лет. Уверен, такие книги не для подростков, и включать их в школьную программу, мягко говоря, опрометчиво.
Но давайте вернемся к спискам «рекомендуемой» литературы.
Наткнулся как-то на книги, которые советовал прочесть Иосиф Бродский, и, честно говоря, был немного удивлён. Разумеется, Бродский – особый случай. Бросив школу, он занялся самообразованием и, судя по списку литературы, в этом деле преуспел. Среди его любимых авторов – Эсхил, Геродот, Софокл, Гомер, Марк Аврелий и Аристофан. Поэт также рекомендовал прочесть «Цветочки» святого Франциска Ассизского, «Исповедь» блаженного Августина, «Трактаты» Спинозы и «Персидские письма» Монтескье. По его мнению, с теми, кто всего этого не читал, просто не о чем говорить. Видимо, эта подборка рассчитана на высоколобых интеллектуалов, к которым я, к сожалению, не отношусь…
Идеализировать нынешнего читателя не стоит. Он не привык к серьёзной литературе. Советовать читать Вергилия и Тертуллиана тем, кто не в состоянии осилить Маринину и Донцову, не имеет никакого смысла. Среднестатистический россиянин предпочитает журналы с картинками, коротенькие информации на интернет-сайтах и смс-сообщения в мобильном телефоне…
Всё это так, но когда-то мы были самой читающей страной в мире. Думаю, этим можно утешаться...